На взгляд из далёкого далека, нынешние российско-украинские (или украино-российские) отношения сильно напоминают боксёрский поединок двух доходяг, когда самое главное - не упасть первым. Кто останется на ринге, тот и получит всё. Точнее, всё, что ему оставят устроители матча.
И хотя картина эта сильно упрощена, вопрос о том, какой из двух соседей-соперников рухнет раньше, занимает немало умов и порождает немало споров. Дебаты здесь носят характер почти религиозный, ergo, контрпродуктивный. К счастью, в век интернета
Свежие результаты межстрановых сопоставлений сильно удивляют и даже могут шокировать...
Независимый и некоммерческий Fund for Peace (Вашингтон, округ Колумбия) уже более 10 лет рассчитывает так называемый The Failed States Index - интегральный индикатор устойчивости стран мира. Согласно опубликованной методологии, он вычисляется по 12 ключевым политическим, социальным и экономическим показателям на основе контент-анализа миллионов публикаций в СМИ, научных изданиях и т.п., а также экспертных оценок и статистических данных. Итоговый результат отражает риск перехода государства в состояние failed state, которое понимается весьма широко - от неспособности законной власти обеспечить базовые права граждан до нарушения территориальной целостности и даже прекращения существования страны (в результате внутренних усобиц или внешней агрессии).
Расчёты за 2015 год принесли сразу три удивительных результата.
Кликабельно.
Во-первых, единственным по-настоящему стабильным государством мира является Финляндия. Все остальные так или иначе подвержены риску дестабилизации обстановки.
Во-вторых, США по уровню стабильности уступают большинству европейских стран, несмотря на кризис беженцев, захлестнувший ЕС, и менее радужную экономическую ситуацию в Старом Свете. Даже недавно появившаяся на карте мира крохотная Словения опережает Штаты...
В-третьих, для России рассчитанный FFP риск дестабилизации примерно на 5 б.п. выше, чем для Украины. Собственно, если бы не война на Востоке, Украина могла бы остаться страной с умеренным риском, на уровне Кипра или ЮАР.
Для России же риски возросли в широком спектре - от обвала экономики до раскола элит. Тем не менее, в отличие от Украины, интегральная оценка нестабильности всё ещё ниже, чем 10 лет назад.
В итоге получается несколько парадоксальный вывод. Страна с упавшей экономикой, внутренним вооружённым конфликтом, утратой части собственной территории, назревающим политическим кризисом и слабыми институтами, поражёнными коррупцией, оказывается менее подверженной риску краха, чем оппонент, у которого хотя бы нет гражданской войны, территориальных потерь и политической турбулентности.
Можно, конечно, упрекнуть вашингтонских экспертов в предвзятом отношении к России. Но всё дело в том, что основу индекса составляет компьютерная обработка огромных массивов данных, а не одни лишь умозаключения специалистов. Этим он выгодно отличается от всяких экзерсисов HRW и Amnesty International.
Возможно, часть разгадки этого парадокса заключается в том, что ненависть к агрессору сплачивает сильнее, чем любовь к лидеру. С другой стороны, клич объединимся против супостата, оставим распри на потом активно используется в обеих странах. Также можно посетовать на излишний критицизм в текстах, посвящённых России, и на избыточный конформизм в сочинениях по Украине. Но всё это не даёт ответа на самый интересный вопрос.
Так кто же из двух стран-соседей, сошедшихся сейчас в братской битве, останется в итоге стоять над павшим соперником? Или же случится так, что не упадёт никто, а нынешний кризис в отношениях побьёт по длительности столетнюю войну?
Journal information