Вообще говоря, экономическая наука изначально не отделяла экономику от политики. Адам Смит или Дэвид Рикардо никогда не использовали термин «экономика» в качестве названия своего учения, а именовали его «политическая экономия». Для экономистов-классиков было невозможно рассматривать политику в отрыве от экономики, а экономику – от политики. Адам Смит, в частности, считал, что хотя эффективный рынок возникает как результат индивидуального выбора миллионов потребителей, сам этот выбор задается политической системой, в которой потребители существуют. С другой стороны, политическая система формируется под воздействием экономических факторов. С точки зрения классических экономистов, политическая и экономическая системы тесно переплетены и взаимозависимы.
По понятным причинам, на заре XX века начали складываться экономические теории, «отделяющие» экономику от политики. Уже к концу 1930-х гг. термин «макроэкономика» в экономической мысли Запада почти полностью вытеснил «политическую экономию». Нынешний кризис, однако, напомнил о забытой взаимосвязи между двумя упомянутыми сферами.
Поначалу потрясения на рынке субстандартной ипотеки в США, распространившиеся впоследствии на финансовые сектора целого ряда стран и охватившие постепенно весь мир, воспринимались как еще один разрыв спекулятивного «пузыря», неизбежный в условиях цикличности экономики. Однако результатом «ипотечного коллапса» стало не просто обесценение некоторых классов финансовых активов, а полное отсутствие возможности дать им более-менее адекватную оценку. По сути, целый сегмент современной финансовой системы дал серьезный сбой. Причем этот сбой стал прямым следствием неверных решений, принятых финансовой элитой. Иначе говоря, впервые за последние десятилетия, у финансового кризиса появились вполне конкретные «отцы». Общее мнение было таково, что в основе нынешних потрясений лежали не действия слепых рыночных сил, а просчеты отдельных представителей истеблишмента. Просчеты, за которые кто-то должен ответить. Так «финансовый» кризис обрел политическую составляющую.
Одной из ошибок Б.Обамы, в ходе «праймериз» громившего республиканскую верхушку за произвол и некомпетентность, стал чисто финансовый подход к преодолению кризиса. Проштрафившимся банкирам дали бюджетных денег на латание дыр, и никто из «жирных котов» не пострадал. В отличие от сотен тысяч рядовых американцев. Общественное мнение ожидало от демократов большей решительности в возложении ответственности на виновников кризиса. В результате Б.Обама утратил политический мандат, выданный ему в 2008 г. избирателями. Но и оппоненты не приобрели кредита доверия у населения. В его глазах республиканцы и демократы одинаково плохи и одинаково утратили моральное право руководить нацией. Доверия нет ни к тем, ни к другим. По сути, произошла делегитимизация политических элит, точно так же как некоторое время назад были скомпрометированы и делегитимизированы элиты финансовые. Недавний клинч между республиканцами и демократами по поводу госдолга США, парализовавший политическую систему именно в тот момент, когда скорость принятия решений была критически важна, наглядно показывает, сколь далеко зашел этот процесс.
Итак, финансовый кризис породил экономический спад, тот в свою очередь спровоцировал коллапс политической системы, и уже политический кризис в Вашингтоне оказывает разрушительное воздействие на экономику. Возник порочный круг, мало понятный макроэкономистам, но хорошо видимый политэкономам.
Три года назад Б.Обаму называли «новым Рузвельтом». Сейчас об этом стыдятся вспоминать даже самые ярые его приверженцы. Да и вера в то, что нынешняя политическая элита США способна выдвинуть достойного общенационального лидера, способного найти адекватный ответ на вызовы времени, у избирателя мало-помалу сходит на нет. И если уж проводить исторические параллели, то Америку ждет появление либо «нового Ленина», либо «нового Гитлера». Сценарии и того, и другого развития событий кажутся вполне очевидными.
Journal information