Каждый раз, когда среднестатистический русский интеллигент выходит «в народ», отъезжая подальше от обеих столиц и прочих мегаполисов, это заканчивается шоком, катарсисом и просветлением. Не для народа – для интеллигента. Такую традицию, произрастающую из тьмы веков, не победили даже интернет, айфон и соцсети: «глубинные» люди сильнее прогресса.
Так и вышло в этот раз, совсем недавно.
Не могу не поделиться открытиями столичного жителя по поводу российской глубинки.
Я пишу эти строки под доносящийся из-за окна звук бутылок, разбиваемых об асфальт согражданами в порядке активной воскресной борьбы с депрессией. Спешу сообщить всем несколько важных наблюдений.
1. Забота родного начальства о «качестве среды» в формате всяческого благоустройства, медицины-образования-газификации и т.д., определённую часть соотечественников уже подутомила. Сам факт, что починили (или объявили, что собираются починить) дорогу, покрасили забор или отремонтировали поликлинику, воспринимается вяло. А у активной части вызывает даже раздражение, поскольку болит у них не столько «комфорт и качество жизни», сколько то, где бы на эту с каждым годом все более комфортно-качественную жизнь теперь денег заработать. При этом дефицита в низкозарплатных вакансиях нет, но и шансов получить больше, чем «уровень российского среднего класса» (по Путину), вне миллионников тоже нет. Соответственно, налицо тенденция: самые активные из еще не уехавших сидят на чемоданах, примеряясь к ценам на аренду квартир в столицах или миллионниках, либо практикуя отходно-вахтовые формы заработка, люди «серединка-наполовинку» с удовольствием играют с властью во всероссийский собес — и власть им подыгрывает, поскольку на выборы только клиенты этого собеса и ходят, и голосуют в целом как надо, а остальные знай себе забуриваются дальше на глубину.
2. Неуклонно растёт роль региональной идентичности в сравнении с общегосударственной, религиозной, национальной или какой-либо ещё другой. Местный-неместный это уже почти везде по умолчанию свой-чужой, даже если этот «не местный» уже лет пятнадцать живет «на месте». Как будто распадается русскость и прорастают прото-нации смоленцев, ярославцев, владимирцев и тверичей, не говоря уже о сибиряках и дальневосточниках. Но вместе с этим растёт и запрос на описание положения своего города/региона на общероссийской карте, усиливается поиск ответа на вопрос: вот мы, условно говоря, «пскопские» — про что это? Короче, ищут уже не национальную идею, а какую-то «региональную идею».
3. Общее настроение по поводу происходящего со страной можно описать примерно таким высказыванием — все слова неточные, но суть более-менее схвачена: революций и смен режима нам не надо, но так, как оно все само собой идёт, оставлять тоже нельзя. Нужно что-то менять, но что именно — это должен кто-то другой, более умный, понять и вот мне объяснить. Власти не верим, мутным чувакам, которые с ней воюют, тоже не верим. Потому что мутные; и даже если вдруг правду говорят, кто их знает, зачем они это делают, и нужна ли она вообще была, эта правда, и кому. Поэтому чуваков будем игнорить, а с властью — торговаться, как на базаре: с визгами и хватанием за руку. И ещё — «зря мы вот прям со всем миром опять поругались, вот что». С одной стороны, конечно, «а чего они?», а с другой — «а мы-то чего?» ©
Вот так и создаются социальные предпосылки для распада единой некогда державы даже не на куски – на атомы. Особой поддержки нет ни у центральной власти, ни у несистемной оппозиции. Ситуация – каждый сам за себя. Настоящее раздолье для всяких атаманов и полевых командиров, если вдруг «начнётся». А это может произойти от сочетания экономических факторов и чисто биологических причин, ЕВПОЧЯ.
Кстати, а что осталось общего у якута, лезгина, омича и тверича, кроме пустых карманов? Зачем им держаться вместе?
Journal information