Сберегательные книжки вкладчиков позапрошлого века смотрятся прямо-таки образчиками надёжности и респектабельности. Особенно на фоне нынешних неказистых сберкнижек, которые, к слову, ещё и не каждый банк выдаёт.
Однако внешность обманчива.
И если кто думает, что мировые банковские кризисы суть порождение глобализации с её неукротимыми трансграничными потоками капитала (и не знающей границ алчностью финансистов), он ошибается. Первый такой кризис приключился за полтора столетия до краха Lehman Brothers.
В 1857 году американская экономика, ослабленная бумом, чрезмерным ростом акций и всевозможных форм кредита, получила удар под дых из-за резкого падения зерновых цен, вызванного отказом Европы от закупок американского зерна (да-да, в середине XIX века США были аграрной страной). Из-за этого пострадал транспортный бизнес, товарные железнодорожные и морские перевозки. Фермеры, не имея сбыта своей продукции, оказались не в состоянии погашать долги банкам.
Меж тем банкиры уже увязли в безнадёжных ссудах. Достаточно было малейшей искры, чтобы разжечь пламя финансового кризиса. Её роль сыграло сообщение, что 24 августа 1857 г. казначей Нью-Йоркской конторы большого провинциального банка «Ohio Life Insurance and Trust Company» похитил все ликвидные средства, использовав их для спекуляций с ценными бумагами.
«Ohio Life» обанкротился. Вкладчики побежали за деньгами - на всякий случай, и в другие банки тоже. Но вдруг выяснилось, что сотни кредитных институтов попросту не имеют ликвидных средств, чтобы производить неотложные платежи. К 25 сентября 1857 г. число банков, прекративших выплату вкладов и размен своих банкнот, достигло 175. В последнюю неделю месяца закрылись ещё 150 банков. Чтобы получить хоть какой-то кредит, надо было платить ростовщический процент - до 100% годовых.
13 октября - день панического натиска на банки в Нью-Йорке, закончившегося катастрофически. Закрылись 18 нью-йоркских банков, на следующий день - еще 32 банка. Практически вся банковская система США потерпела крах, остановив значительную часть экономической деятельности в стране.
Известие об этом с задержкой в две недели (трансатлантическая телеграфная связь, соединившая берега Ирландии и Ньюфаунленда, была установлена только 5 августа 1858 года) явилось толчком для начала кризиса в Великобритании. Надо сказать, что Англия переживала в те годы расцвет банковского бизнеса. К 1857 году количество банковских вкладов выросло в пять раз по сравнению с 1847 г. Это говорило о том, что сберегать стали не только богачи, но и люди среднего достатка.
Однако банки вкладывали эти деньги в ссуды, которые становились все менее обеспеченными. Общепринятой формой ссуд был учёт векселей, многие из которых, как потом выяснилось, были выданы без всякой связи с реальным торговым оборотом.
В итоге как только начался набег вкладчиков, многие банки оказались не в состоянии вернуть вклады. Паника нарастала. Люди, приходившие в банк за деньгами, отказывались брать банкноты; им было уже безразлично, что это за банк, они требовали только золота...
Коммерческие банки ринулись в Банк Англии за переучётом векселей и за своими резервами. Начался отток золота из главного банка Соединённого Королевства. Тот принял традиционные меры: в несколько приемов повысил вдвое учётную ставку - процент, под который он согласен кредитовать коммерческие банки. Но панику это не сбило.
И тогда, 12 ноября, правительство прибегло к последней доступной ему антикризисной мере: санкционировало выпуск Банком Англии банкнот сверх лимита, установленного законом 1844 г. Премьер-министр Пальмерстон и министр финансов обязались провести через парламент формальное освобождение Банка Англии от его обязательств по этому закону. Потребовалась эмиссия в размере восьми миллионов фунтов стерлингов, чтобы ослабить натиск на Банк Англии. А вызванная ей инфляция тяжким бременем легла на всех.
Так что приватизация прибыли и национализация убытков, а также moral hazard - это всё не новое, а хорошо забытое старое.
А банковские кризисы? Они были, есть и будут. По крайней мере до тех пор, пока у банкиров остаётся соблазн ради прибыли прибегать к спекуляциям на финансовых рынках в ущерб инвестициям в реальный сектор.
Journal information